Когда по делу о пожаре в «Виктории» допрашивают чиновников, практически всегда это похоже на ловлю рыбы голыми руками. Рыба выскальзывает, чиновники очень сожалеют о случившемся, и тоже выскальзывают.
Допрос пожарных на заседании по делу Ланиной – Саркисяна 30 ноября 2018 был довольно драматичным и объемным. Инспектора Киевского ГСЧС Леонида Бондаря, проводившего в июне 2017 плановую проверку соблюдения правил пожарной безопасности в лагере, допрашивали почти два часа. Одни и те же вопросы от прокурора, адвокатов, потерпевших и обвиняемого. И почти одни и те же ответы.
Суд никак не мог понять, как же так: аж две плановые проверки в 2016 и 2017 годах, когда деревянные срубы уже вовсю эксплуатировались и были заселены детьми, а пожарный инспектор не имел права их проверять, и, видимо, даже не имел права видеть детей. Он имел право только видеть то, что на территории «Виктории» два года подряд ведется строительство и «бегают» с отвертками.
Потому что на вопрос, который задавали практически все участники процесса, проживали ли дети на момент его проверок в деревянных корпусах, он отвечал сначала несколько размыто, а потом, раз от разу, все более решительно, что на сам момент проверки он ни разу не видел проживающих в деревянных корпусах детей. К тому же, в отсутствие декларации на окончание строительных работ, он не имел полномочий на проверку собственно этих деревянных корпусов, так как они оставались объектом строительства, а не эксплуатации. В качестве косвенного подтверждения этого, Бондарь несколько раз повторил, что между каменными и деревянными корпусами была бетонная стена, что не вызвало у суда никаких вопросов, несмотря на то, что данная стена отгораживает другой строящийся в «Виктории» объект, на который городской бюджет продолжает регулярно выделять деньги.
Однако, участники процесса настойчиво пытались выяснить, почему факт эксплуатации деревянных корпусов остался незамеченным во время инспекции Бондаря.
Адвокат Муравская: – Какие именно строения вы проверяли в «Виктории»?
Бондарь: – Каменные корпуса, столовую, котельную…Также мы заходили посмотреть на деревянные корпуса.
Адвокат Муравская: – Вы же говорите,что это не входило в ваши полномочия.
Бондарь: – Я проверил их частично.
Прокурор Моско: – А вы должны были как районный инспектор перед заездом детей в 2017 г. давать разрешение?
Бондарь: – Меня в комиссию на вселение никто не приглашал, как и мое руководство.
Прокурор Моско: – А вам известно, кто входил в эту комиссию?
Бондарь: – Это вы должны спросить у Департамента. Говорят, что была такая комиссия.
Саркисян: – Мне тоже это неизвестно.
Прокурор Моско: – Как вы реагировали в 2017, когда увидели, что недостатки по предписанию 2016 не устранены?
Бондар: – Я могу только выдать предписание. Мой вышестоящий начальник с ним знакомится и наносит резолюцию. Если бы мой начальник написал на данном предписании “Направить в суд», я бы направил, но такой резолюции не было.
Прокурор Моско: – Какие были выявлены недостатки в 2017?
Бондарь: – Отсутствовал журнал пожарной безопасности, около водоемов отсутствовали знаки, сам водоем был заполнен на 70%. Также согласно
предписанию №792 от 19.06.2017, руководство лагеря должно было предоставить договор на техническое обслуживание и вывести на пульт централизованной охраны сигнал от приемно-контрольного устройства, предоставить акт обработки древесины.
Затем Бондарь извлек из папки и зачитал официальный ответ лагеря «Виктория» на предписание ГСЧС за подписью директора лагеря Саркисяна, добавив: «Мы им лист, они нам лист». Ответ Саркисяна был датирован 20.06.2017. В нем было указано, что лагерь обеспечен системой противопожарной сигнализации, договор на обслуживание которой находится в «Укртехбеспеке»; 43 огнетушителями, пожарным гидрантом в рабочем состоянии, двумя пожарными водоемами на 63 и 100 кв. метров, заполненными водой на 100% и проверенными пожарным подразделением ДПР-6. Также в лагере есть 13 путей эвакуации и 2 пожарных выезда, свободных и ничем не загороженных.Также акты замеров сопротивления изоляции направлены в казначейство для оплаты.
По словам Бондаря, он не имел права «заниматься коррупцией» и по собственной инициативе проверить соответствие данного ответа реальному положению вещей до истечения предписания (до 25.09.2018). Да и после этого срока тоже, так как изменилась законодательная база, инспектор мог выходить либо на плановую проверку, либо на проверку по заявлению.
Судья Чаплицкий уточнил: – Получается,что вы просто надеялись на то, что все недостатки они устранят добровольно.
После этого произошел и вовсе феерический диалог подсудимого и свидетеля, в котором мелькнула некая инфернальная тень Того, кого нельзя называть, и кого, в итоге, так и не назвали:
Саркисян: – Неоднократно мы с вами беседовали в моем кабинете. Знали ли вы, что стройкой (корпусов) занимается не «Виктория» и не Департамент образования?
Бондарь: – Как вам сказать…
Саркисян: – Скажите как есть.
Бондарь: – Так как вы мне задали ответ, я вам на него отвечу. Если я вас просил сделать то-то и то-то, вы отвечали: «У меня ни денег, ни счета, ничего нет. Руковожу этим строительством не я».
Саркисян: – А я вам говорил, кто руководит?
Бондарь: – Ну, это я говорить не могу.
Саркисян: – Почему? Вы знали, кто руководит строительством? Кто финансирует?
Бондарь: – Простите, это не в моей компетенции.
Саркисян: – Вы забыли?! Просил ли я вас (устно) повлиять на строителей и на Управление капитального строительства отремонтировать пожарный водоем, потому что он тек?
Бондарь: – Не помню такого.
Саркисян: – Ваша честь, нет смысла. Он ничего не помнит.
Бондарь: – Зато я помню, что что просил вас повлиять на Управление капитального строительства, чтобы пожарный гидрант разместили на въезде в лагерь, где центральный водопровод. И у вас бы не было проблем!
Саркисян: – Чтобы я попросил?!
И так далее. Ощущение абсурда не покидало во время этого обмена воспоминаниями. Саркисян пытался оживить память Бондаря о том, что просил закрыть “Викторию” и помочь «посодействовать», чтобы лагерь закрыли. Получается, что они просили друг друга «посодействовать», «повлиять» на Управление капитального строительства, которое занималось строительством.
Не так я себе представляла официальное общение чиновников в ключе «Мы им лист, они нам лист». Почему вместо фиксации в том же предписании и официальных писем в Департамент образования и в УКС, да и просто на имя городского головы, два чиновника должны были заниматься болтовней и в частном порядке пытаться «воздействовать»? Привычка к договорнякам? Традиционный диагноз многих одесских бед, оборотная сторона которого – служебная халатность.
Также на заседании допросили первого заместителя начальника ГУ ГСЧС Украины в Одесской области Вадима Шулюка , который зачитал в суде служебный документ по хронологии тушения пожара в лагере “Виктория”. Его начали допрашивать на предыдущем заседании.
Согласно официальному описанию пожара, первое сообщение о пожаре поступило в 23:34 от сотрудника лагеря Маркина. В 23:36 на место направили наряды, и уже в 23:40 на место трагедии прибыла первая машина спасателей. Пожар уже был настолько сильным, что зайти внутрь никто не мог. В то же время, пожарным не сообщили, что в здании могли остаться дети. В пожарном водоеме воды было недостаточно, поэтому для локализации пожара использовали пожарный гидрант. Всего в процессе ликвидации пожара приняли участие 40 человек личного состава и 9 единиц пожарной техники. В 1:10 пожар был локализован, а в 1:54 — полностью ликвидирован. О том, что не хватает троих детей, сотрудникам ГСЧС сообщили не сразу. Было сказано, что дети, скорее всего убежали, поэтому была создана поисковая группа.
Светлана Подпалая.
