6 ноября перед заседанием в зале Киевского суда присутствовало как никогда много людей: родители детей из ансамбля «Адель», руководитель департамента образования Одесского горсовета Елена Буйневич и еще несколько чиновников, которых должны были допросить в качестве свидетелей. К сожалению, всех допросить не удалось – только нескольких родителей- потерпевших, одну 13-летнюю участницу ансамбля и физрука лагеря «Виктория».

Первой на трибуну для дачи показаний вызвали 13-летнюю Катю Гариджук с мамой – ее законным представителем. Адвокаты защиты потребовали, чтобы при допросе присутствовал психолог, которой в зале не оказалось (до этого она была на всех заседаниях). Адвокат Саркисяна Карпов заявил, что защита возражает против допроса без психолога, т. к. «дети находятся под влиянием семьи Егорова – (Глеб Егоров – также потерпевший, муж руководителя ансамбля Татьяны Егоровой, прим. автора). Оксана Муравская – адвокат родителей, чьи дети погибли, – также настаивала на присутствии психолога: «Психолог нужен для того, чтобы сделать вывод – было психологическое влияние на детей или не было». Однако судья возразил: «Сколько раз присутствовал на заседании психолог, ни разу такой вопрос не ставился».

Вообще, в ст. 354 УПК, которая регламентирует порядок допроса несовершеннолетнего свидетеля или потерпевшего, ничего не говорится о праве психолога делать выводы о состоянии ребенка. Вот п. 3 этой статьи: «До начала допроса законному представителю, педагогу, психологу или врачу разъясняется их обязанность присутствовать при допросе, а также право протестовать против вопросов и задавать вопросы. Председательствующий вправе отвести заданный вопрос». Странно, что сразу два адвоката, причем, с противоположных сторон, так вольно трактуют закон.

Как бы то ни было, но с согласия мамы и адвоката Николая Стоянова, представляющего интересы пострадавших детей и родителей, судья Чаплицкий позволил допрашивать девочку.

Катя рассказала, что жила в самой плохой комнате под номером 13, в которой был потоп в туалете, грибок от сырости в ванной, отваливалась плитка, вода билась током и дуло из щелей рядом с кроватью. Когда однажды, еще до пожара, сработала пожарная сигнализация, испугавшиеся дети выбежали из комнат, вожатая Анна Чернова на них накричала. И объяснила, что сигнализация сработала от перепада напряжения.

Адвокат Николай Стоянов задал вопрос, кто занимался детьми в течение дня – от пробуждения до отбоя. Этот вопрос вызвал возражение Оксаны Муравской и судьи – дескать, предъявленного Саркисяну обвинения в несоблюдении правил противопожарной безопасности это не касается. Стоянов возразил:

– Вопрос, кто чем занимался, непосредственно связан с эвакуацией детей. Нельзя всю трагедию в лагере свести только к действиям или бездействию Саркисяна. Кроме того, в данном процессе также слушается обвинение в растрате денежных средств, и вопрос, чем занимались вожатые в течение дня, так или иначе касается этого обвинения.

Катя рассказала, что поднимали детей утром две девочки-близняшки, а отводить детей по комнатам перед отбоем вожатая Анна Чернова тоже поручала детям постарше. Иногда этим занималась Катя.

Вот и вечером перед пожаром она разводила детей по комнатам и увидела, что на первом этаже горит лампочка противопожарной сигнализации. Она сообщила об этом Анне Черновой, та велела найти на дискотеке Алену Адамскую и сообщить ей об этом. Но Адамскую Катя не нашла. Что было потом, она не знает.

События страшной ночи Катя описала очень подробно. Их разбудил вожатый Виталий Витальевич (фамилию она не помнит), из домика выбегали они сами. Больше никого из вожатых она при эвакуации детей не видела. Было тяжело убегать, потому что все было в дыму, на них летели искры. Когда выбежала, оглянулась – их 13-я комната уже была в огне.

С ней вместе эвакуировалось 10 детей, остальные выбегали с другой стороны домика. Татьяна Егорова и Анна Чернова в состоянии паники их пытались сосчитать, с первого раза не получилось, считали еще раз. В это время им показалось, что домик начал рушиться, поэтому отбежали подальше, к деревянным беседкам, где потом мерзли около получаса. Видели в это время, как из других домиков дети выбегали сами – их тоже никто не выводил. Позже девочки из 3-го отряда рассказывали им, что никто из сотрудников лагеря их даже не разбудил.

Затем детей повели на спортивные трибуны. В это время на территорию лагеря заезжали пожарные машины. Детей отвели еще дальше, к другим деревянным беседкам. Там в очередной раз начали пересчитывать, используя другую методику – по комнатам. И когда дошли до 11-й, поняли, что троих девочек, живших в этой комнате, нет. Кто-то сказал, что девочки в медпункте, кто-то сказал, что они в панике убежали. «Это говорили какие-то взрослые люди», – вспоминает Катя.

Сторона защиты Саркисяна задавать вопросы девочке отказались из-за отсутствия психолога, поэтому в допросе потерпевшей сделали перерыв, и дальше опрашивали только взрослых потерпевших – родителей детей, находившихся в ночь с 15-го на 16-е сентября в лагере и пострадавших во время пожара.

Были опрошены четыре женщины – мамы пострадавших в пожаре детей, признанные потерпевшими. Все рассказывали приблизительно одинаковые истории – как поздно вечером 15 сентября им позвонили другие родители детей из «Адели» и сообщили о пожаре, как они все бросили и помчались в лагерь. Степень ущерба здоровью у всех четырех детей разная: Елена Заболотная говорит, что ее дочь настолько тяжело перенесла пожар, что до сих пор вскакивает по ночам и бежит искать бассейн с водой. Мать не позволила допрашивать ребенка ни во время следствия, ни во время суда – чтобы лишний раз не тревожить. Ее дочь обязана своим спасением участнице ансамбля Кате Ной, которая вывела ее и еще двоих девочек из комнаты, а потом вернулась за другими.

Юлия Замфира приехала в лагерь тогда, когда уже детей вывели. Она подошла к горящему корпусу, ей навстречу шел парень в одних шортах. Он сказал, что трое девочек убежали.

Мария Нуржановой до сих пор водит дочь по врачам, которые констатируют разные заболевания и говорят, что все это – последствия перенесенного потрясения (но официально не хотят этого подтверждать). В состоянии страха находится и дочка Анны Подсилецкой. Она звонила ей за несколько дней до пожара и жаловалась, что вода бьется током и что вожатые велят им надевать резиновые тапки.

Всем четырем адвокаты защиты задавали один и тот же вопрос: кто поселял их детей 4 сентября в деревянные домики. Никто не смог вспомнить, кто из сотрудников лагеря повел их от ворот к злополучному домику. И только Анна Подсилецкая вспомнила, что к домику их подвели вожатые лагеря Анна Чернова и Алена Адамская.

Физрука лагеря Сергея Кулябу адвокаты Саркисяна просили суд опросить пораньше, т.к. он уезжает на соревнования за границу. Никаких документов, впрочем, подтверждающих отъезд, они не представили. Так же, как и в случае другого своего свидетеля – сотрудника лагеря Василия Пары, который тоже должен был срочно выехать за границу, но почему-то появлялся и после допроса на заседаниях.

Сергей Куляба рассказал, что присутствовал 15 сентября 2017 г. на планерке, ушел с нее немного раньше окончания, пришел к себе в комнату и собирался лечь спать. Но через 3-5 минут услышал крик вожатого Овика «Пожар!» и выбежал на улицу. Увидел, что часть корпуса горит, за 15 секунд добежал до горящего здания, и увидел, что горит уже и второй этаж. Корпус, по его словам, горел уже так сильно, что близко подойти было нельзя. Он бегал, паниковал, кричал: «Что делать? Детей вывели?». И при этом, по его словам, почему-то был уверен, что детей в домике уже нет, поэтому не предпринял никаких действий. Как и Василий Пара, который остановил его, когда он попытался подбежать ближе к домику. Но так и не смог вспомнить, откуда узнал, что домик уже пуст.

В показаниях Кулябы много нестыковок. 3-5 минут, которые он пробыл в своей комнате до крика «Пожар!» – во время ответа на вопросы адвоката Стоянова превратились в 15-20 минут. На вопрос адвоката Карпова, видел ли, как эвакуируют детей, сказал, что не видел. А на следующий вопрос о том, кто занимался эвакуацией, ответил, что все вожатые выводили детей. И перечислил вожатых по именам.

Уверенно сказал, что Ланина проводила с сотрудниками лагеря инструктажи по пожарной безопасности. Но не смог четко вспомнить, какие у него были обязанности в случае возникновения пожара.

Зато Куляба очень четко помнит, как видел Татьяну Егорову в слезах, которая кричала: «Это я виновата!». В чем именно виновата – по его словам, ему объяснили дети, сидевшие на крыльце 3-го корпуса, – в том, что оставила в домике включенный кипятильник. Посмотрим, как будут стыковаться его показания с показаниями самих детей.

Татьяна Герасимова.