Судебный процесс по «делу 2 мая» войдет в историю одесского правосудия чередой скандалов, нарушений прав людей, попыток давления на суд и постоянным присутствием в отчетах международных наблюдателей Мониторинговой миссии ООН И ОБСЕ.

На скамье подсудимых – 20 обвиняемых, у каждого из них есть адвокат. Таково требование Уголовно-процессуального кодекса Украины – всем обвинениям в особо тяжких преступлениях полагается адвокат. Если человек не может позволить себе заключить договор о правовой помощи, который предполагает оплату услуг защитника, государство предоставляет ему бесплатного адвоката из Регионального центра вторичной правовой помощи.

За все время процесса по «делу 2 мая» (а длится оно с ноября 2014 г.) у подсудимых поменялось немало защитников. Один из «старожилов» процесса – адвокат Иван Прилепский. Я попросила его поделиться своими впечатлениями от процесса, который в середине мая закончился в Малиновском районном суде г. Одессы и начался в Ильичевском городском суде. Как оказалось, его знакомство с большим уголовным делом по массовым беспорядкам 2.05.2014 г. произошло намного раньше, чем обвинительный акт попал в суд.

– 18 мая 2014 г. в Центре по бесплатной правовой помощи мне выдали поручение на защиту Грибовского Александра Андреевича. УСБУ в Одесской области задержало его по подозрению в совершении иного правонарушения, не связанного с делом 2 мая. Когда он давал пояснения следователям, то рассказал о том, что был 2 мая на Греческой площади. По тому первому подозрению его задержали необоснованно. А вот по событиям 2 мая ему предъявили подозрение – об участии в массовых беспорядках по ч. 2 ст. 294. 19 мая следственный судья Приморского районного суда г.Одессы, выслушав мои доводы о необоснованности подозрения и отсутствии рисков, избрал меру пресечения в виде содержания под стражей. Пока мы сидели и ждали судью из совещательной комнаты, появилось сообщение, что евромайдановцу С. Ходияку один из районных судов г. Киева тоже избрал меру пресечения – домашний арест.

Грибовский был моим подопечным, а в ноябре 2014 г. его обменяли на военнослужащего Вооруженных сил Украины. И после этого я в «деле 2 мая» не участвовал.

Уже когда дело слушалось в суде, Виктория Мачулко (активистка Куликового поля, руководитель общественной организации «Комитет матерей 2 мая», известная как «мама Вика» – авт.), заключила со мной договор в интересах обвиняемого В. Романюка. Я снова вернулся в это дело, потому что никогда не отказываюсь ни от каких поручений. Я был защитником Романюка долгое время. Позднее я подписал договор с Е. Мефедовым и М. Сакауовым, чтобы подменять своего коллегу Андрея Каркищенко, когда он не сможет бывать на заседаниях.

Потом Влад Романюк отказался от моей помощи, и я пока остался вторым защитником у М. Сакауова и взял еще под защиту Е. Грищука, который тоже обратился ко мне за помощью.

– За два с лишним года участия в деле Вы можете дать оценку судебному процессу? Какие нарушения Вы видите, если анализировать его с точки зрения ст. 6 «Право на справедливый суд» Конвенции по правам человека? Какие вы видите главные проблемы?

– Этот процесс ничем не отличается от других судебных процессов в Украине. Они построены по одному принципу – изначальной виновности человека, дело в отношении которого попало в суд. Как минимум, в части предъявленного обвинения.

– То есть вы вообще среди одесских судей не видите исключений из этого правила? Есть же судьи, выносящие оправдательные приговоры…

– Да, есть. В моей практике такое дело было. По статье 258 индекс 3 Уголовного кодекса Украины «содействие террористической деятельности» моему клиенту был постановлен оправдательный приговор. У нас много грамотных и непредвзятых судей, которые не могут сказать на «белое» – «черное», если им, конечно, не прикажут.  Но если изначально, еще на стадии досудебного расследования, человек был под стражей, то это уже его судьба такая – оставаться под стражей. Это, к сожалению, общее отношение. Судьи, конечно, могут дать оценку материалам, которые есть в их распоряжении, и отпустить на свободу человека, который, по их мнению, не будет нарушать процессуальные обязанности. Речь-то в конечном итоге идет об этом – будет или не будет обвиняемый нарушать процессуальные обязанности. Ведь судьи должны соблюдать разумные сроки рассмотрения дела, которые являются одними из основ понятия «справедливый суд». Они якобы исходят из этого – чтобы человек был на месте и можно было за два месяца рассмотреть дело. Но на самом деле процессы идут годами – не только по политическим, но и по общеуголовным делам. Не являются на заседания прокуроры, потерпевшие, свидетели. И в итоге сроки нарушаются. А потом, когда человек посидел уже несколько месяцев или год под стражей, его освободили, и судья видит, что надо его оправдывать. Но он думает: а как же время, когда он находился под стражей? Он же может взыскать с государства за незаконное задержание и содержание под стражей. Поэтому надо дать хоть какой-то срок. Я думаю, что от этого – и такое отношение к делам и к обвиняемым у большинства судей.

Вот типичная ситуация. Судья должен принять законное решение о мере пресечения. Прокурор к ходатайству должен приложить материалы, которые доказывают наличие хотя бы одного из рисков, что обвиняемый может препятствовать правосудию. И доказательство, что более мягкая мера пресечения не позволит выполнить задачу – явку обвиняемого в суд. А он не приносит такие материалы. Что должен сделать судья? А ничего. Не должен он удовлетворять ходатайство прокуратуры. Но, к сожалению, судьи очень зависимы. От власти, например. Многие из них в прошлом, возможно, принимали незаконные решения. И эти решения в нужный момент могут быть вынуты из-под сукна, чтобы надавить на судью.

Еще одна причина несвободы судей: они переживают, «устоит» ли их решение в апелляции и в Высшем спецсуде. Если решение или приговор будут отменены, это для судьи минус. Есть статистическая отчетность – квартальная, полугодовая, годовая, куда этот минус попадет.  Для судей это так же серьезно, как для прокурора – возврат обвинительного акта на доработку. Это как минимум – лишение премии.  Не говоря уже о том, чтобы прокурор отказался от обвинения.

– Что, вообще таких случае не бывает?

– У меня такой случай был всего один. Кстати, тоже связан с событиями 2 мая. Центр бесплатной правовой помощи выдал мне поручение на защиту человека, который был в Доме профсоюзов. По телефонным звонкам удалось установить, что он не участвовал в массовых беспорядках, просто ехал мимо Куликова поля с работы, и случайно попал в Дом профсоюзов. Изучив все обстоятельства, в конечном итоге прокуратура отказалась от обвинения.

У «дела 2 мая» есть свои нюансы, была и своя мотивация для судей Малиновского суда, как им поступать или не поступать. Конечно, они отдавали себе отчет, что может произойти, если они примут не угодное кому-то решение.  И хотя удовлетворение отвода троих членов коллегии судей Малиновского суда, конечно же, было формальным, я думаю, в душе они ждали такого отвода.

– Вы так дипломатично выразились о том, о чем я более прямо написала в отчете о рассмотрении дела: судьи Малиновского суда находятся под давлением, с одной стороны, прокуратуры, с другой – проукраинских активистов. А что касается письма ВССУ о том, что судьи, чьи решения были когда-либо отменены в апелляции, не имеют права дальше рассматривать дело, это письмо именно о формальных основаниях. И именно это письмо лежало в основе ходатайства об отводе, которое заявила ваша коллега Ольга Балашова.

– Опять же такие формальные основания используют в своих интересах сами судьи. Когда приговор законный, и он не в пользу стороны обвинения, то апелляционные суды очень часто используют эти формальные основания для отмены законных решений. Но в случае с отводом коллегии судей Малиновского суда у нас ситуация вполне конкретная: сторона публичного обвинения – прокурор В. Дудкевич – была против удовлетворения этого ходатайства. То есть сторона обвинения уже высказала свою позицию. И если бы коллегия Малиновского суда этот отвод не удовлетворила, а прокурор подал бы апелляционную жалобу, никакая апелляция это решение не отменила бы.

С другой стороны, в процессе были несколько раз заявлены мотивированные отводы этим судьям, и ни один отвод они не удовлетворили.

– Кстати, и ваше ходатайство об отводе судьи Старикова, который вошел в коллегию после непродолжительной болезни судьи Журика. После этой болезни и был «сброшен» первый раз судебный процесс 2 декабря прошлого года.

– В том числе. А теперь по формальным основаниям отвод удовлетворили. Но давайте зададим себе вопрос: а у нас это формальное основание возникло только тогда, когда ВССУ ответило на письмо председателя Апелляционного суда Одесской области? Или эти основания существовали и раньше? Может, давайте пересмотрим все определения Малиновского районного суда по «делу 2 мая» о продлении, избрании, изменении меры пресечения? Может, все это отменим?

– Ну, да, получается, что после того, как определение Малиновского суда от 27.04.2015 г. было отменено Апелляционным судом, коллегия должна была сама себе заявить отвод. И все последующие решения после этого уже находятся под вопросом. Опять же по формальным основаниям. Хотя в целом, мне кажется, коллегия под руководством судьи Виктора Короя (и первый состав, и второй) была не самая худшая.

– В Дисциплинарной палате, куда председатель коллегии Виктор Дмитриевич Корой написал на меня жалобу, я сказал: «Я считаю, что эти судьи могут принять законное решение по делу».  При этом я совершенно им не льщу, просто видел по процессу их уровень. Они могли бы довести до конца процесс и принять законное решение. Но, видать, не судьба…

– Но вообще, как вы относитесь к тому, что 15 мая фактически во второй раз процесс был «сброшен» и начат сначала?

– Для стороны обвинения чем дольше будет длиться процесс, тем лучше.  Чем дольше пятерка обвиняемых под стражей, тем ближе минимальное наказание. И бОльшая вероятность того, что человек, который устал от тесной сырой камеры, согласится на минимальное наказание с учетом действующего еще закона Савченко (день нахождения в СИЗО засчитывается за два), чтобы выйти на свободу. Хотя на самом деле даже этот длинный процесс можно было завершить в считанные месяцы. Было бы желание. Помните, несколько раз суд ограничивал прокурора в сроках предоставления доказательств в отношении Мефедова и Сакауова?

– Да, помню. Журналисты окрестили это «последним китайским предупреждением».

– Статья 114 Уголовно-процессуального кодекса дает возможность суду ограничивать прокурора в сроках предоставления доказательств. К сожалению, в УПК нет общего срока рассмотрения дела судом – якобы из-за того, чтобы не дать обвиняемым затягивать процесс. Но это не проблема их также ограничить в сроках предоставления доказательств. Помните фильм «16 кварталов», где главный герой кровь из носу должен доставить к назначенному времени свидетеля в суд? Не успевает – все, прокуратура снимает обвинение. В нашем деле суд не прямо, но косвенно тоже устанавливал сроки. Продлевал на 30 дней обвиняемому срок содержания под стражей и говорил: «Прокурор, предоставьте все, что у вас есть». А прокурор не смог предоставить. Что мешало суду принять решение на основании имеющихся доказательств? Наверное, обращение прокурора о том, что у обвинения якобы есть еще материалы, которые сейчас обрабатываются, которые после этого будут предоставлены. Кстати, мы так и не увидели эти материалы.

Так что в УПК есть достаточно инструментов для того, чтобы позволить суду не затягивать рассмотрение дела. Беда в том, что он ими не пользуется.

Государство должно стоять на страже правоотношений, не допускать вакханалии в обществе. Не являются в суд свидетели, потерпевшие? Предусмотрите для них жесткие денежные санкции. А у нас даже прокурор может позволить себе не явиться в суд.

Давайте наконец вспомним о том, что суд – это не просто учреждение, это – ветвь власти, перед которой все должны держать ответ.

– А как вы оцениваете действия Ильичевского городского суда, где уже прошли первые заседания?

– И Малиновский, и Ильичевский суд поставлены в условия, когда они обязаны слушать обвинительный акт, который не соответствует требованиям Уголовно-процессуального кодекса.  Действия Ильичевского суда направлены исключительно на то, чтобы рассматривать обвинительный акт. Не на то, чтобы слушать или не слушать дело – в зависимости от нарушений, которые на данный момент уже всем ясны и понятны.

– Вы какие нарушения имеете в виду?

– Нарушения суда. Начиная с апелляции, которая направила доказательства в распоряжение Ильичевского суда. Продолжая не назначением запасного судьи. В нарушение требований УПК подготовительное заседание было назначено не через три дня после получения материалов из апелляции, а через день. На первом же заседании было объявлено, что слушать дело будут четыре раза в неделю. А всех обвиняемых, несмотря на состояние здоровья, обязали являться без опозданий, иначе им могут поменять меру пресечения. Прокуратуру обязали осуществлять привод обвиняемых, даже если кто-то заболел или сломал ногу.

Я понимаю, что кто-то дал команду рассмотреть дело в кратчайшие сроки. Этот кто-то также принял решение, что именно Ильичевский суд должен рассмотреть дело. Во всех одесских судах судьи, узнав о перспективе рассмотрения этого дела, либо заболели, либо ушли в отпуск. Даже те, кто никогда не болел до этого и никогда не заболеет после. А ильичевские судьи оказались здоровей всех. Сомневаюсь, что по своей воле они отложили все остальные дела – а их в Ильичевском суде тоже немало, и сосредоточились только на «деле 2 мая».

– Почему же раньше не было такой команды?

– Не знаю. Может, всему виной геополитика?

Интервью вела Т. Герасимова.